Быть с Россией – это андеграунд

Война всегда была синонимом боли, крови, лязганья оружия и смерти. О доме и мире бойцам напоминают только гуманитарные грузы, звонки родных и друзей, письма от школьников и выступления заезжих артистов.

Хоть культура агитбригад сейчас не так распространена, как во время Великой Отечественной войны, артисты все равно доезжают до тыловых частей, а иногда и до самого фронта, чтобы поддержать тех, кто изо дня в день находится на острие атаки.

Существует мнение, что часть исполнителей выступают перед бойцами «для галочки» или «зарабатывания очков». Не исключаю, что такое встречается. Но есть музыканты, которые приезжают за ленточку не для пиара или красивой картинки. Зачастую они даже публично не озвучивают, что недавно давали концерт перед ранеными в госпитале или десятком бойцов, готовящихся к штурму.

В их числе — российский автор-исполнитель Бранимир (Александр Паршиков). Он рассказал, что мотивирует его давать «окопные» концерты и как к этому относятся коллеги по цеху.

«Из родного пекла»: о первых поездках в Донецк

— Поездки в Донецк — это своего рода творческие командировки, потому что оттуда постоянно привозишь песни. Вот и у меня много песен за эти годы привезено.

Я ездил (на Донбасс — прим. ред.) еще до СВО. Никогда не забуду концерт в Донецке в 2017 году. Он длился рекордные для меня 4 часа.

В те годы музыканты уже не так часто ездили на Донбасс. У меня спрашивали местные: «А почему к нам сюда никто не приезжает?» Я пытался им объяснить, что некоторые боятся испортить репутацию. Приезд в Донецк, особенно в тот период, воспринимался будто поездка в Чернобыль, после которой ты хватал на себя кучу «болячек»: тебя предают остракизму на радиостанциях, ты попадаешь в группе риска, тебя не зовут на фестивали, потому что позиция патриота — это непопулярная позиция.

В итоге ты что-то теряешь, но и что-то находишь. Люди там — просто чистое золото. Встретив их, получаешь какое-то душевное спокойствие. Когда я впервые приехал, в городе была всего одна афиша: Иосиф Кобзон. И больше никого. Мне льстило, что из двух мероприятий в местном рок-клубе одно было мое.

Во время той же поездки в Донецк меня повезли в аэропорт, на улицу Стратонавтов, и это было такое удручающее зрелище. 17-й год, октябрь, изрешеченный пулями храм. Я грустно смотрю на все это, и вдруг по полю бежит огромный жирный фазан. Я сразу подумал: если уж фазаны еще бегают по полям, значит, жизнь теплится, значит, еще пока есть надежда. Он меня настолько развеселил, что после той поездки родилась песня, которая так и называется — «Фазан».

«Если здесь ад, этот ад мой родной»: о релокантах и смыслах

— Меня тогда вся эта движуха как-то резко удивила. А потом пришло понимание, что они (музыканты, уехавшие за границу – прим. ред.) просто недооценили ситуацию и не понимают, с чем им придется столкнуться там, на чужбине.

Они даже не то что будут жить на правах людей третьего сорта — они не смогут там производить смыслы. Это самое страшное наказание, потому что человека творческого питает родная земля, а когда он от нее уезжает, он просто не может писать, так как потеряна связь с источником. И вот это самое тяжелое наказание.

Я помню однажды, еще до войны, общался с одним человеком, таким космополитом по своим убеждениям. У него даже паспорт гражданина мира был. Он все время ругал Россию. Я как-то сказал: «Слушай, ну что ты так хвалишь Германию и так ругаешь Россию? Что тебе мешает переехать туда? Если тебе так нравится, что там бутерброды по три евро и в автобусах комфортно, езжай туда. Зачем тебе наша дремучая страна?» И он говорит: «А я там не смогу производить смыслы».

Он писал протестные песни, и я так понимаю, что у него исчез бы этот оппозиционный дух, он просто не смог бы там против кого-то протестовать.

А потом я понял, что проблема гораздо глубже. Действительно, когда ты будешь там жить, может быть, тебе будет сытно, комфортно, хорошо, но ты ничего не сможешь написать. А это для творческого человека равноценно смерти.

В 2022 году, когда все это началось, я написал песню под названием «Не хочу никуда уезжать». Когда я ее выложил, меня «расфрендило» большое количество людей, около 700. Ну, я подумал, нормально, природа очистилась, все хорошо. (Смеется)

На самом деле я уже привык, для всех хорошим не будешь. А за эту песню горд, потому что она помогла вернуть как минимум двоих релокантов. Ребята просто испугались в какой-то момент, что их мобилизуют, уехали, но через полгода вернулись. А там они слушали эту песню. Я тогда подумал: «Ну все, хотя бы двоих вернул, уже хорошо».

Песня на самом деле и сейчас актуальности не теряет. Вообще за все эти годы, путешествуя по России с концертами, я понял, что у нас самая замечательная, свободная страна на свете. Я объездил полмира и понимаю, что здесь колоссальный уровень свободы, такой уровень душевности у людей.

Страна для меня — это прежде всего люди, и я понимаю, что у нас с людьми все хорошо. Есть очень много людей, которые готовы в любую минуту прийти на помощь. Когда ездишь по стране, играешь концерты, вера в человечество резко обретается, возрастает и заставляет ездить дальше. Поэтому, когда все произошло (мобилизация – прим. ред.), я даже не мог представить на долю секунды своего переезда, потому что мне здесь все нравится.

Я знаю, что многие переехавшие уже пожалели, но гордость не позволяет вернуться. Даже не гордость, а гордыня. Все-таки, врубить заднюю очень сложно. Многие очаровываются, видят красивую картинку, например, смотрят какой-то американский фильм и думают, что по приезде в Америку им сразу дадут огромный дом с лужайкой, автопарк, сникерсы, деньги, и они там будут жить счастливо, и все им будут улыбаться.

Когда впервые попадаешь за границу, у тебя тоже есть некое очарование, думаешь: «Блин, как тут хорошо». А потом понимаешь, что тебе улыбаются, когда есть деньги, когда ты турист, а потом начинается точно такая же жизнь, а то и хуже.

Многие попадают под это очарование и думают, что если они уедут, то там им будет хорошо, они сразу окажутся в какой-то более развитой цивилизации. Но это все иллюзия, и люди это очень быстро понимают.

«Через пули к Господу пойдем, души отмывая добела»: о концертах для бойцов

— Кстати, вот еще момент по поводу поездок. Буквально недавно я был с концертом в артиллерийском дивизионе «Юг» в Дебальцево. И сказал пацанам: «Вам, наверное, надо было красивую женщину привезти в качестве артиста, а не бородатого хриплого барда-матерщинника?». Они говорят: «Да ну, брось». Я тогда спросил: «А признайтесь честно, вам песни вообще нужны? Может, вам лучше банку тушенки надо было привезти». А они отвечают: «Нет, ты не прав, брат, песни нужны».

И в Шебекино Белгородской области был случай. Меня там встречала машина, выходит боец, смотрит на меня, я говорю: «Что такое, брат?», а он: «Бранимир, это же ты?» Я говорю: «Я», а он отвечает: «А нам сказали, к нам какой-то рэпер приезжает». Я говорю: «Я рэпер, которого вы заслужили, за грехи ваши». (Смеется)

А так часто, когда катаешься, встречаешь людей, которые тебя слушают, и вот это очень приятно как артисту. Я знаю, что поездки туда — это не только моя тема, они еще и ребятам нужны. Кого-то мой хриплый голос может чем-то порадовать.

И если еще говорить о том, что я оттуда привожу, есть одно чувство… Я пока не научился с ним справляться. Когда приезжаешь, например, в Москву, смотришь: люди кофе пьют, гуляют. И, во-первых, думаешь: «Как вы можете кофе-то пить? Там такое происходит. Как вы жить можете спокойно?» А потом выдыхаешь и начинаешь понимать, что я тоже буду кофе пить через 5 минут, так же, как все. И возникает чувство безграничной благодарности бойцам за то, что, пока они там сражаются, мы можем пить кофе, мило беседовать, об искусстве в том числе.

Я на самом деле рад, что могу хотя бы так порадовать бойцов. Если я сам не кадровый офицер, не могу взять в руки оружие, то хоть гитарой помочь, в какой-то момент подбодрить.

Как-то я играл концерт ребятам, зная, что из них половина не вернется. И вот с каким сердцем мне выходить к людям? Во мне что-то щелкнуло, думаю: это будет самый веселый концерт в их жизни! Меня радует, что я могу дать им это.

А вообще я понял, зачем нужен музыкант. Мы играли снайперам, и там был парняга с позывным «Сибирь». Он просто сидел и так люто, отмороженно смотрел. Рассказали, что он, как селезенку потерял, кладет по двадцать человек. Было видно, что ему надо бы отвлечься как-то. И когда я играл песни, смотрел на него, а он то улыбнется, то маму вспомнит, то глаза у него загорятся. Вот для этого музыкант и нужен. Я это понял тогда, и у меня вообще сомнений ни в чем не осталось. Все, что я могу дать этому пацану, — это возможность в какой-то момент просто разгрузиться. И это уже хорошо. От этого получаешь моральное удовлетворение. Вроде как ты не бесполезный балласт, не отмалчиваешься, не отсиживаешься, а тоже, чем можешь, помогаешь.

«Сегодня ты, а завтра я. Вчера был птицей, теперь — змея»: об отношении коллег к фронтовым концертам

— Некоторые не могут выдержать этого буллинга. Стандартнейшая история — это то, что случилось с распавшейся группой «Комсомольск». У музыкантов в коллективе не было единого мнения: кто-то за войну, кто-то против. Они поехали в Мелитополь выступить в каком-то детском доме, и их просто захейтила аудитория, предали такому остракизму, что им пришлось распасться и выступать уже отдельно с другими проектами.

Но у меня к этому достаточно простое отношение. Я даже могу радикально сказать: извините, ребята, значит, эти песни не для вас были. Я не буду шкуру по погоде менять и угождать всем в зависимости от текущего момента.

Я, как и все артисты, пережил в 2022 году период сегрегации, когда все внимательно наблюдали, кто с кем. И это неизбежно: такова жизнь. У меня к этому предельно циничное отношение: сегодня ушли 10 человек, завтра новые 20 придут. Главное — не изменять себе и делать, как чувствуешь. Опять же всегда есть споры: что — мейнстрим, а что — андеграунд. Сейчас быть на стороне России – это андеграунд. Мы — страна ожившего панк-рока.